| SeniorSergeant | Дата: Вторник, 31.01.2012, 22:54 | Сообщение # 1 |
|
Генерал-майор
Группа: Проверенные
Сообщений: 410
Репутация: 1
Статус: Offline
|
Учись, как Родину любить
Лежу в своей комнатке на даче, погода на дворе летная, лежу-читаю-пишу, никого не трогаю. Ласковый ветерок с Ладоги, сосновый аромат, рядом комарищем звенит электропил — новую баню вызванивает.
Внизу жена с внуком хохочут, но мне их смех не мешает.
— Курсант Раков, вы почему в неположенное время на койке валяетесь?
Мама родная, передо мной стоит, затянутый рюмочкой, младший сержант Владимир Александров! В стартовой батарее он был моим замкомвзвода и распоряжался мной по своему усмотрению. Батарея — это 300 мальчишек со всех городов и весей нашей необъятной Родины, привезенных служить в далекий город Свердловск, в район Уктуса. Нас разбили на 10 взводов по 30 солдат в каждом; в учебном полку к нам обращались «товарищ курсант». За шесть месяцев учебы замкомвзвода Александров обещал сделать из нас настоящих солдат-ракетчиков. Мы еще и присяги не приняли, но «деды» уже научили нас заветной фразе: А НЕ ПОРА ЛИ ТЕБЕ ДОМОЙ ПАРЕНЬ, где число букв соответствует месяцам службы - 24. С каждым месяцем предложение уменьшалось на букву, и было оно написано огромным шрифтом в укромном месте.
Копаясь вилкою в салате
И друга потчуя вином,
Вы говорите о солдате… —
А что вы знаете о нем?
Что он — постигший цену дружбы, —
Гордясь доверием в душе,
Почетный крест армейской службы
Несет на дальнем рубеже?
А между тем, сутуля спину,
Ни зги не видя в двух шагах,
Он сапогами месит глину
На колеистых большаках.
Иль старшина, шуткуя малость,
Ему подносит вместе с тем,
Чтоб служба медом не казалась,
Гектара два немытых стен…
Солдат скоблил места похлеще,
Он служит здесь, а не гостит,
И если выправкой не блещет —
То ранней лысиной блестит.
Ведь вместе с тяжестью мундира
На плечи парня из села
За судьбы Родины и мира
Еще ответственность легла…
И парень, месяцы считая,
В тоске по дому третий год
Без суесловья и роптаний
Среди холодных скал живет.
И нет страшнее оскорбленья
Ему, познавшему страду,
Чем барское пренебреженье
К его мужицкому труду.
Виктор Коротаев
За что невзлюбил меня замкомвзвода, не знаю до сих — то ли за то, что полковничий сынок, то ли за способность писать стихи в армейскую газету, то ли за мгновенные самоволки до магазина и обратно через забор — только не люб ему был курсант Раков. В наряды я ходил через день — от дежурства по клубу до свинарника, за исключением караула – дела священного, и пока другие курсанты спали положенные часы, я учил пропущенные занятия: «Контакт нормально-разомкнутый, контакт нормально-замкнутый» и другие секретные детали из чрева ракеты по секретным схемам в пронумерованных тетрадях, которые после каждого занятия пересчитывал и прятал в железный ящик наш замкомвзвода. Возможно, он был неплохим парнем на гражданке, но власть меняет людей, и главной мечтой ленинградского взвода — после дембеля — было набить ему морду. Сержант неукоснительно следовал армейскому закону: «Не можешь — научим, не хочешь — заставим». И, надо сказать, идеально заправлять постель, пришивать подворотнички, надраивать пуговицы, наворачивать портянки он учил нас собственным примером. Хотя не обходилось и без элементов садизма. За день я уставал так, как не уставал никогда; уткнуться на 15 минут в шапку к стене казармы, сидя на табурете, было невыразимым счастьем.
Казарма пахнет не духами,
Не ландышем после грозы.
Казарма пахнет сапогами
Из густо смазанной кирзы.
Казарма пахнет жестью банок
С ружейным маслом пополам
И прелью саржевых портянок,
Царящей ночью по углам.
Эпохой призванные дети,
Мы дышим этим — без нытья —
Державным запахом столетья
И кислородом бытия.
Им, как огнем пещерный предок,
Мы дорожим не оттого,
Что нам черемуховых веток
Любее аромат его.
Но только с ним и нерушимы
Волнующие нам сердца,
И свежесть матовых кувшинок.
И острый запах чабреца.
Виктор Коротаев
А теперь я расскажу, как нас уже сержант Александров учил подъему-отбою. Он зажигал спичку — и время пошло, а взвод должен был мгновенно раздеться, уложить на табурет обмундирование по уставу и лежать на двухярусных койках в ожидании команды «Подъем!» Вы только представьте: средина дня, мы только что вернулись с лесной площадки, где тренировались ставить на хода 12-тонные ракетные пусковые установки домкратами, но вручную, да на уральском морозце под –20, а работать домкратом по нормативу — 50 минут, а какие силенки у сынов питерских интеллигентов? Но и эта пытка закончилась, и ты обмираешь от счастья в теплоте казармы в предвкушении обеда…
— Взвод, отбой! — внезапно раздается голос командира.
— Взвод, подъем! — дает команду сержант — и ты стремглав прыгаешь на спину вскочившего из нижнего ряда, и уже летят в проход сапоги, где будет построение, а ты торопливо натягиваешь гимнастерку задом наперед и с незастегнутыми штанами становишься в строй. Это вам не кино, это надо видеть! Кто-то стоит в одном сапоге, кто-то только в рубахе, портянки тянутся из сапог, о застегнутых, как положено, пуговицах говорить нечего. А одеяла должны быть откинуты на спинку койки как по линейке.
— Взвод, отбой!
— Взвод, подъем!
— Взвод, отбой!
— Взвод…
«Я разорву тебя на части, сержант Александров! Я…» — мы все прыгаем наверх-вниз, наверх-вниз. И на двадцатой попытке я вдруг почувствовал, что могу уложиться в положенное время (спичка горит секунд сорок), и я уже не приземляюсь на спину соседу и даже успеваю намотать одну портянку.
— Взвод, отставить, 10 минут на приборку!
Я всегда утверждал, что тот, кто не был в армии, никогда не познает полноты счастья.
… — Курсант Раков, за лежание на койке в неположенное время — два наряда вне очереди на кухне (это семь ванн картошки, полторы тысячи тарелок, огромный засаленный пол и часок на поспать).
— Есть, товарищ сержант!
Я вскакиваю с кровати … и обнаруживаю себя в дачной кухонной пристройке — с ножом в одной и недочищенной картофелиной в другой руке. Да это же сон! И надо присниться такому! 38 лет прошло! Но в воздухе стоял крепкий аромат одеколона «Шипр», который так беззаветно любит замкомвзвода сержант Владимир Александров.
— Товарищ сержант! Вы где? — тишина в ответ.
Но воинский устав гласит: приказ командира должен быть выполнен «безпрекословно, точно и в срок». И я продолжаю чистить картошку: кому охота на «губу» попасть?
ПРИЗЫВНИК
Отбой!
Успей залезть под одеяло!
Хотя б и в сапогах —
успей залезть.
Ты не солдат.
Но времени немало.
Еще тебя научат спать и есть.
Наука не сложна.
Два-три наряда.
Почистишь и помойку и гальюн.
Ты просвещен, и окрылен, и юн.
Но в сапогах!
Под одеяло!
Надо…
Подъем!
Уже ты первый на ногах.
Бежишь под дождь
на физзарядку.
Браво!
В надетых без портянок сапогах
Ты упражненья делаешь коряво.
И этому научат. Может быть,
Через недельку, может быть, быстрее.
А сам учись,
как Родину любить,
Хотя наука эта посложнее.
Ее одолевать ты будешь сам,
Когда в себе почувствуешь солдата
И присягнешь полям и небесам
Служить, работать, умереть
как надо!
Сергей Алиханов
Все же не удержусь и расскажу еще об одном незначительном эпизоде из моей армейской службы. Начинал служить я, как вы поняли, в учебном полку, и командиров из постоянного состава на стриженую голову курсанта хватало с лихвой, а уж о работе-пахоте и говорить не приходится.
Но вот закончилось полугодовое обучение в Свердловске, и нас распределили по «точкам». Я попал в затрапезный 596 зенитно-ракетный полк в поселке Халилово, на границе с северным Казахстаном, куда ссылали самых что ни на есть разгильдяев. Это называлось: «Поехал служить к сусликам». Первый день в полку, сижу в курилке, дымлю сигаретой и от нечего делать поигрываю большим пальцем ноги: сквозь большую дыру в сапоге даже портянка не могла скрыть прореху в кирзе. Подходит покурить подполковник (потом узнал — Ландо, начальник штаба полка), я отдаю честь и присаживаюсь с наслаждением вдохнуть последние остатки сигареты. Не тут-то было!
— Товарищ рядовой, вы почему не по форме одеты? — обратился ко мне высокопоставленный начальник. Я удивился: пуговицы на гимнастерке предусмотрительно застегнуты, свежий подворотничок подшит, ремень на руку не накрутишь. Конечно, пребывание в учебке не прибавило мне армейского лоска, но выглядел я не хуже других солдат в этом задрипанном гарнизоне.
— Как вы смеете ходить по расположению части в таких сапогах?
А надо сказать, что срок носки сапог определялся 8 месяцами, и мне еще две пары сносить, а в армии с этим строго, если не понял службы. Я посмотрел на свой не слишком чистый большой палец, который от волнения перед начальством то появлялся, то вновь пропадал в нутре сапога.
— Немедленно отправляйтесь в каптерку и получите подмену! — приказал начальник. Что я и сделал; правда, начсклада, толстенный старшина-сверхсрочник (их в армии называют «кусками») выдал мне не первого срока сапоги, а ношеную-переношенную обувку, ничем не лучше моих, только без дырки на месте большого пальца.
А начальник штаба Ландо с тех пор меня почему-то запомнил, и как только я появлялся пред его недреманным оком, первым делом смотрел на мои сапоги — не выглядывает ли опять — назло ему — большой палец ноги рядового Ракова. Но я к тому времени уже службу понял.
ПОСЛЕДНИЕ САПОГИ
Вчера старшина, не коробясь,
Усвоив, что выношен срок,
Мне выдал под личную роспись
Последнюю пару сапог.
На них поглядев мимоходом,
Грустнели опять и опять
Ребята, которым три года
До праздника этого ждать.
И я с холодком незнакомым
Подумал, робея слегка,
Что вроде дорога до дому
Теперь уж не так далека.
Последняя пара кирзовых,
Скрипучих товарищей новых,
Отделанных как на заказ.
На крепких железных подковах,
Поставленных в угол и снова
Примеренных на ночь не раз.
О, сколько подметок и нервов
Пришлось измочалить в пути
Чтоб к этим, обычных размеров,
Гвардейским сапожкам прийти.
О, сколько еще будет надо
По грешной земле колесить,
Скользить, оступаться и падать,
Чтоб их до конца доносить.
Но, превозмогая усталость,
Любимая, помни итог:
До нашего счастья осталась
Последняя пара сапог.
Виктор Коротаев
http://www.library.pravpiter.ru/book_19/66.htm
|
| |
| |
